Киса Воробьянинов — Цитаты

— Господа! Неужели вы будете нас бить?

— Ещё как!

Держите его! Он украл нашу колбасу!

— Почем у вас огурцы солёные?

— Пятак!

— Ну, хорошо, дайте, два!

— Я думаю, торг здесь неуместен!

Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.

Это май-баловник, это май-чародей веет свежим своим опахалом!..

— Никогда ещё Воробьянинов не протягивал руку…

— Так протянете ноги, старый дуралей!

Киса Воробьянинов настолько хорош и выразителен сам по себе, что мысль о его вторичности кажется неуместной. Даже если он с кого-то и списан, трудно представить, чтобы оригинал мог соперничать в бессмертии с отцом русской демократии. Между тем в бессмертии-то как раз ― запросто. Эмигрант Василий Шульгин ― Воробьянинов-первый ― прожил 98 лет, скончался в Советском Союзе и «Двенадцать стульев», несомненно, читал, как в свое время читала, веселясь, вся русская эмиграция (и даже Набоков в «Тяжелом дыме» назвал роман «потрафившим душе»). Но именно детали, невероятные подробности подлинного визита и, главное, сама фигура прототипа, тайно пришедшего через границу и ― о Боже! ― тайно ушедшего назад в Европу, мешает всей этой истории скромно таиться в чащобе комментаторских частностей. И Юрий Щеглов, автор классического комментария к романам (первое издание ― Вена, 1990― 1991), и его предшественники и последователи тщательно разобрались в перекличке двух травелогов ― «Двенадцати стульев» (осень 1927) и «Трех столиц» (январь 1927) ― и не оставили никаких сомнений в многочисленных заимствованиях Ильфа и Петрова у эмигрантского лазутчика. Но главные вопросы ― по-прежнему без ответа: а зачем заимствовали? Не хватило своей фантазии? Намеревались повеселить читателя буквальной, покадровой перекличкой?