Цитаты про чертёж
Чертёж — точный графический конструкторский документ, содержащий изображение инженерного объекта (например, детали, сборочной единицы, изделия, здания, сооружения и т. п.), а также данные, необходимые для его изготовления, сборки, монтажа, упаковывания, строительства, контроля и др..
| — …Те, кто занимается геометрией, счетом и тому подобным, предполагают в любом своем исследовании, будто им известно, что такое чет и нечет, фигуры, три вида углов и прочее в том же роде. Это они принимают за исходные положения и не считают нужным отдавать в них отчет ни себе, ни другим, словно это всякому и без того ясно. Исходя из этих положений, они разбирают уже все остальное и последовательно доводят до конца то, что было предметом их рассмотрения.
— Это-то я очень хорошо знаю. — Но ведь когда они вдобавок пользуются чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена но на чертеж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они делают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Так и во всем остальном. То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором. |
| — Платон, «Государство», VI, 510c-511b |
| В этом мнении, пущенном в оборот на рынке нашей публичности, заключается великое заблуждение и обольщение. В силу этого мнения здравому смыслу, здравому взгляду на предмет, становится трудно проложить себе дорогу и пробиться сквозь предрассудок, ― и конкретное, реальное здравое воззрение уступает место воззрению отвлеченному от жизни и фантастическому; люди дела и подлинного знания принуждены сторониться от дела и теряют кредит перед людьми отвлеченной идеи, окутанной фразою. Напротив того, кредитом пользуется с первого слова тот, кто выставляет себя представителем новых начал, поборником преобразований, и ходит с чертежами в руках для возведения новых зданий. Поприще государственной деятельности наполняется всё архитекторами, и всякий, кто хочет быть работником, или хозяином, или жильцом, должен выставить себя архитектором. Очевидно, что при таком направлении мысли и вкуса открывается безграничное поле всякому шарлатанству, всякой ловкости лицемерия и бойкости невежества. |
| — Константин Победоносцев, «Московский сборник», 1896 |
| Второе, что требуется от иллюстратора научной фантастики, — это умение быть чертёжником-конструктором, умение облекать технические идеи автора в плоть и кровь конструктивной, инженерной, строительной логики. Он должен иметь не только высокую графическую, чертёжную, но и техническую подготовку, быть знакомым со строительной техникой, с научной аппаратурой, по крайней мере, настолько, чтобы не делать явных ляпсусов в изображении ферм каких-нибудь грандиозных сооружений, мостов, башен. Пока, к сожалению, наши иллюстраторы, за малым исключением, не обладают даже и этим минимумом. Наиболее осторожные из них поэтому ограничиваются рисунком, мало чем отличающимся от исходного чертежа, в котором изобретатель или писатель только схематично оформляет идею. Таково изображение гигантской подковы (идея Циолковского) для опытов над силой тяжести в романе «Прыжок в ничто» (илл. № 3). Невозможно в короткой статье описать все научные и технические ляпсусы и развесистые «клюквы», которые преподносятся читателям нашими иллюстраторами научной фантастики. |
| — Александр Беляев, из статьи «Иллюстрация в научной фантастике», 1939 |
| Конечная, ясная функция человека — работать, созидать, и не только себе одному на пользу, — это и есть человек. Построить стену, построить дом, плотину и вложить частицу своего человеческого «я» в эту стену, в этот дом, в эту плотину, и взять кое-что и от них — от этой стены, этого дома, этой плотины; укрепить мускулы тяжелой работой, приобщиться к ясности линий и форм, возникающих на чертеже. Ибо человек — единственное существо во всей органической жизни природы, которое перерастает пределы созданного им, поднимается вверх по ступенькам своих замыслов, рвется вперед, оставляя достигнутое позади. |
| — Джон Стейнбек, 1950-е |
| Вот «Пушкинская» и «Полянка». С точки зрения конструктора ― близнецы. Едва ли не по одним и тем же чертежам сработанные станции. Колонные, глубокого заложения. А объемы кажутся разными. Тектоника! На «Полянке» немного ниже свод, и от этого чуть-чуть раздвинулись колонны. Станция зрительно стала шире. Не лучше оказалась, не красивее, а просто вышла другой. |
| — Сергей Солоух, «Одна любовь, один проект», 2003 |
| С 1712 года Пётр начал уделять пристальное внимание Петербургу, который постепенно приобретал столичный статус. В этом году по указу царя Доменико Трезини подготовил проект застройки Московской стороны, по которому между Невой и Большой перспективной дорогой (будущий Невский проспект) намечалось проложить десять параллельных линий. Землю разбили на одинаковые участки, на первой линии велели строить каменные или мазанковые здания, а позади ― деревянные. Вскоре подобные чертежи были разработаны и для остальных частей города. |
| — Татьяна Базарова, «Леблон нам не указ», 2007 |
| Понимание того, в чём состоят задачи на построение, и в частности древняя задача о квадратуре круга, входит, на наш взгляд, в общекультурный минимум. Чтобы дать возможность читателю согласиться или не согласиться с этим тезисом, напомним необходимые сведения. Геометрия требует чертежа, и античные математики делали такие чертежи. Самым удобным и дешёвым способом было чертить на песке. Архимед, величайший учёный древности (да и не только древности!), был убит римским солдатом в 212 году до н. э., во время Второй пунической войны, на Сицилии, в своих родных Сиракузах. По преданию, солдат застал его на песчаном пляже и, взбешённый его словами «Не трогай мои чертежи!», зарубил мечом.
Основными элементами чертежей служили прямые линии и окружности. Для их вычерчивания имелись специальные инструменты. Таких инструментов было два: линейка, позволяющая проводить прямые, и циркуль, позволяющий проводить окружности. Под термином циркуль условимся понимать любое устройство, пригодное для заданной цели. Скорее всего, древнейший циркуль состоял из двух палок, соединенных верёвкой; одна палка («игла») втыкалась в песок в центре намеченной окружности, верёвка натягивалась, и второй палкой («писалом», «чертилом», «стилом») чертилась окружность с радиусом, равным длине верёвки. |
| — Владимир Успенский, «Апология математики, или О математике как части духовной культуры», 2007 |
| Полковник Уолтер умер в тюрьме к концу второго года заключения. А что касается Холмса, он со свежими силами принялся за свою монографию «Полифонические мотеты Лассуса»; впоследствии она была напечатана для узкого круга читателей, и специалисты расценили её как последнее слово науки по данному вопросу. Несколько недель спустя после описанных событий я случайно узнал, что мой друг провел день в Виндзорском дворце и вернулся оттуда с великолепной изумрудной булавкой для галстука. Когда я спросил, где он её купил, Холмс ответил, что это подарок одной очень любезной высокопоставленной особы, которой ему посчастливилось оказать небольшую услугу. Он ничего к этому не добавил, но, мне кажется, я угадал августейшее имя и почти не сомневаюсь в том, что изумрудная булавка всегда будет напоминать моему другу историю с похищенными чертежами подводной лодки Брюса-Партингтона. |
| — Артур Конан Дойль, «Чертежи Брюса-Партингтона», 1917 |
| Невидимая точка под невидимым отвесом материализируется в сознании конструктора Гука: он как бы выдвинул ее из темноты, из потерянного в звездах горизонта, и поставил перед собой. От красной точки внизу, теперь передвинувшейся вправо, от Полярной звезды, от созвездия Медведицы, от Юпитера, от Венеры, от самого конструктора Гука протянуты к основанию отвеса прямые, безупречные линии, воздвигнут невидимый, но стройный чертёж. Этой ночью конструктор Гук впервые так восхищенно ощутил непререкаемую гармонию природы. Он видел карту небесных полушарий, рассеченных Млечным Путем; он восстанавливал контуры Геркулеса, Дельфина, Пегаса, классической Лиры в когтях Орла, Павлина, Кентавра и Козерога, мифологическую фантасмагорию образов; видел античные группы древних астрономов, склоненных над вычислениями, видел суровых пифагорейцев, окруживших величайшего из учителей… На всю жизнь конструктор Гук сохранит воспоминание об этой ночи, о неповторимом слиянии времен и пространств в одно нераздельное целое. Красная точка форта медленно увеличивалась и наконец распалась на несколько точек. |
| — Юрий Анненков (Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934 |
| Адамчик приходил раньше от нечего делать. Бегал вокруг фонтана, чтобы согреться. У скамеек ползали разноцветные дети. Адамчик останавливался, смеялся.
— Не трогай, пожалуйста, моих чертежей, — попросил его тихий голос. Адамчик посмотрел вниз. Он стоял на круге, похожем на велосипедное колесо. — Это не я первый сказал, — объяснил толстый мальчик в сером пальто. — Это в древности сказал Архимед. Адамчик прыгнул в сторону, глядя на розовые щёки. Черные глаза мальчика виновато мигнули. — А что это? — Это — очень интересная теорема, и я пытаюсь ее решить, — объяснил мальчик. — Получается? — спросил Адамчик. — Пока нет. Хочешь мне помочь? |
| — Рид Грачёв, «Адамчик», 1962 |
| В автобиографической части Книг Боконона он приводит притчу о глупости всякой попытки что-то открыть, что-то понять:
«Когда-то в Ньюпорте, Род-Айленд, я знал одну даму епископального вероисповедания, которая попросила меня спроектировать и построить конуру для её датского дога. Дама считала, что прекрасно понимает и бога, и пути господни. И однако, когда я показал ей чертёж конуры, которую я собирался построить, она мне сказала: — Извините, я в чертежах не разбираюсь. — Отдайте мужу или духовнику, пусть передадут богу, — сказал я, — и если бог найдет свободную минутку, я не сомневаюсь — он вам так растолкует мой проект конуры, что даже вы поймете. Она меня выгнала. Но я её никогда не забуду. Она верила, что бог гораздо больше любит владельцев яхт, чем владельцев простых моторок. |
| — Курт Воннегут, «Колыбель для кошки» (глава 2), 1963 |
| Колико зримых Солнц! Земель колико нижных!
Колико тварей всех! родов коль непостижных! Счетаний коль взаем! колик исправный чин! Различных сколько действ! и коль вторых причин! Всему един чертеж! но коль по виду разно! О! промысл, всё ж со всем не втуне и не праздно! А под одною всё то хлубию на взгляд! Объемлется одним тот обыдом весь ряд! |
| — Василий Тредиаковский, «Феоптия. Эпистола II», 1754 |
| Серебросталью с отливом сизым,
В строгом безмолвьи пугая рожь, Стоит идея. Конструктивизм. И все ж пред ним пресмыкаться не будем. Да, музыкальность! Чертёж как гимн! Но что за богатство несет он людям, И если несет, то каким? Дальше ― грядки, какие-то овощи… (Нищий фольварк уныл и убог.) А он стоит ― стальное чудовище, |
| — Илья Сельвинский, «Фашизм — это война», 1936 |
| Но, словно чертёж последний вычерчивающий Архимед,
и знающий, и не знающий, что враг уже за спиною, и думают, и не думают люди и ведая, и не ведая, что миру делать с войною. |
| — Борис Слуцкий, «Ракеты уже в полете, и времени вовсе нет…», 1973 |
| Но, впрочем, древними преданьями
Мы не насытимся, увы, И новыми похожи зданьями Предместья Рима и Москвы, Хоть вдалеке едва заметная Еще и видится в бинокль В чей кратер прыгнул Эмпедокл, И дарит нам расчёт утонченный Проектов всяческих и смет Бессмертный, будто не приконченный Над чертежами, Архимед. |
| — Леонид Мартынов, «На лайнере благоразумия», 1977 |
| А в центре пустыря начальство высшее
Стоит, над чертежами ворожа, А вот для моего четверостишия Никто мне не покажет чертежа. |
| — Иван Елагин, «На пустыре, забором огороженном…», 1980 |
| Так запрокинут лоб, отозванный от яви,
что перпендикуляр, который им взращён, опорой яви стал и, если бы отняли, распался бы чертёж, содеянный зрачком. |
| — Белла Ахмадулина, «Так запрокинут лоб, отозванный от яви…», 1987 |
