Пётр I Великий — Цитаты

… понеже пропущение времени смерти невозвратной подобно. — Из письма Сенату

Все люди — лжецы и лицемеры.

Изволь объявить при съезде в Полате всем министром, которые в конзилию съезжаютца, чтоб они всякие дела, о которых советуют, записывали и каждой бы министр своею рукою подписывали, что зело нужно, надобно и без того отнюдь никакого дела не определяли, ибо сим всякого дурость явлена будет. — из Указа Ближней канцелярии от 7 октября 1707 года

Наша коммерция и без того как больная девица, которой не должно пугать или строгостью приводить в уныние, но ободрять ласкою.

Деньги суть артерия войны.

Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны.

Неблагодарный есть человек без совести, ему верить не должно. Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер; такой безобразит человечество.

Русский народ, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера, не приневолены бывают.

Я могу управлять Россией, но не могу управлять собой.

Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство.

Указую на ассамблеях и в присутствии господам сенаторам говорить токмо словами, а не по писанному, дабы дурь каждого всем видна была. — Различные цитирования ссылаются на Указ от 4 октября 1703 года, на Указ 5 мая 1709 года, но ни один не подтверждается. Скорее всего это переиначенный Указ Ближней канцелярии от 7 октября 1707 года, «объявить [..] всем министрам [..], чтоб они всякие дела [..] записывали и [..] своею рукою подписывали, [..] ибо сим всякого дурость явлена будет»

Говори кратко, проси мало, уходи борзо.

С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если б я не употреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей. — Эти слова приписывает Петру I Н. И. Костомаров, создатель Кирилло-Мефодиевского братства антимонархической направленности. Он не мог слышать эти слова лично, так как не был современником Петра I, а другие источники с данной цитатой отсутствуют.

Он одновременно очень добрый и очень злой. Он полностью представляет нравы своей страны. — О Петре во время Великого посольства 1697 г.

Высокого роста, голова трясется, постоянно машет правой рукой, с бородавкой на правой щеке. — Приметы Петра I из донесения голландского посла. Цит. по: Труайя А. Петр Великий. М., 2004. С. 124

…Чем больше я наблюдаю дарования этого монарха, тем бо­лее сему удивляюсь. — Письмо И. Бернулли, 26 июня 1716 г.

…quanto magis hujus principis indolem perspicio, tanto eam magis admiror.

Когда Его величество обедал в токарной, тогда за столом бывал с ним и Нартов, часто судил с ним о разных художествах, рукоделиях, ремеслах для заведения оных во своем Отечестве и яко на знатока в представлениях его полагался. В токарныя же комнаты, кроме сего механика, никто без особливаго Его величества приказа впускаем не был, где Петр Великий, упражняясь в разных проиектах и отправляя разныя важныя дела государственныя, ежедневно почти сам тачивал, а иногда сие место убежищем находил для своего успокоения, дабы никто его уже в оном ничем утруждать не мог. Сама супруга Его величества императрица Екатерина Алексеевна, желавшая иногда видеть Государя, без обсылки наперед туда не входила и о времяни к тому удобном спрашивала. Такое то важное место было ― токарная Петра Великого, обиталище муз его!

Петр I — одновременно Робеспьер и Наполеон (воплощение революции). — О дворянстве

Pierre I est tout à la fois Robespierre et Napoléon (La Révolution incarnée.)

На рубеже XVII века в России явился гениальный Царь, исполненный энергии необычайной, силы духа необъятной… Дар силы есть великий дар, но дар опасный: направленная в ложную сторону, она может делать столько же вреда, сколько и пользы, если направлена во благо. <…> Гениальнейший из людей, Пётр был увлечён своею гениальностию. Он взглянул на Европу: открытия, изобретения, вместе с тем утончённость и вольность нравов, приличие, разрешающее и извиняющее порок и разврат, простор страстям человеческим и блеск наружный, — поразили его взор. Он взглянул на Россию: совершающая трудный путь самобытного развития, старающаяся усвоить всё хорошее, но не переставая быть собою, медленно идущая вперёд, признающая народ всегда народом, не одевающая разврата в приличие и благоверность, вовсе не блестящая внешним блеском, исповедующая перед гордой Европой иные, не эффектные начала смирения и духовной свободы, глубоко верующая, тихо молящаяся, показалась Россия Петру невежественною страною, в которой нет ничего хорошего, кроме доброго, отличного народного материала. Пётр не усомнился разом осудить всю жизнь России, всё её прошедшее, отвергнуть для нея возможность самости и народности. — из статьи «Значение столицы»

Преобразовательные неудачи станут после Петра хроническим недугом нашей жизни…

Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощённом обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешённая.

…Народ по-своему взглянул на деятельность Петра. Из этого взгляда постепенно развились две легенды о Петре, в которых всего резче выразилось отношение народа к реформе, которыми даже в значительной степени определились ее ход и результаты: одна легенда гласила, что Петр — самозванец, а другая, что он — антихрист. — Русская история. Лекции LXVII-LXIX

Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть, которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX в. Отныне рост одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. — «Трагедия интеллигенции»