Борис Степанович Житков — Цитаты
( «Борис Житков»)
Борис Степанович Житков (1882 — 1938) — русский и советский писатель, прозаик, педагог, путешественник и исследователь; автор приключенческих повестей и рассказов-историй, очерков о разных профессиях и рассказов о животных, двух циклов рассказов для детей «Что я видел» и «Что бывало» (так называемая Энциклопедия для маленьких) и большого психологического романа о 1905 годе «Виктор Вавич», который так и не был напечатан при жизни писателя полностью: «благодаря» разгромной рецензии А.А. Фадеева весь тираж был отправлен под нож.
Цитаты из произведений
Это хуже всего — новые штаны. Не ходишь, а штаны носишь: всё время смотри, чтоб не капнуло или ещё там что-нибудь. Зовут играть — бойся. Из дому выходишь — разговоров этих! И ещё мать выбежит и вслед кричит на всю лестницу: «Порвёшь — лучше домой не возвращайся!» Стыдно прямо. Да не надо мне этих штанов ваших! Из-за них вот всё и вышло. |
|
— «Джарылгач» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
А он очень спешил и мазал наотмашь, как зря, так что кругом дёготь брызгал, чёрный такой, густой. Что ж мне, бросать, что ли, ведёрко было? Смотрю, он мне на брюки капнул раз, а потом капнул сразу много. Всё пропало: брюки серые были. |
|
— «Джарылгач» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Матрос подбежал помогать, а меня оттолкнул, я так и сел на палубу, карманом за что-то зацепился и порвал. И из ведёрка тоже попало. Теперь совсем конец. Посмотрел: старик спокойно рыбу ловит, — стоял бы я там, ничего б и не было. |
|
— «Джарылгач» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Я и думать боялся, как теперь домой идти, и стал им помогать изо всех сил: «Буду их держаться» — и уж ничего не жалел. Скоро стал, как чёрт: весь перемазался, и рожу тоже. |
|
— «Джарылгач» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Я начал дёргать, мехи заработали, уголь горит; они там что-то работают, а кругом такой гром, похоже, что не строят, а ломают со всей силы, и что вот-вот всё завалится, и я сам не знаю, на чём стою и куда в случае чего бежать. |
|
— «Дяденька» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
В столовой все клепальщики отдельно сидят и через стол орут, как с того берега. От этой работы они все на ухо туги, и гам такой стоит, как будто драка идёт. А это просто обедают. И, раньше чем соседу сказать, в плечо его — раз! Смотрю, мой сидит, всё лицо в гари, и ржа в бороде от железа. Глядит волком. Вынул бутылку, хотел пробку выбить, потом сразу трах горлышком об угол, отбил, выпил половину и соседу ткнул: пей! |
|
— «Дяденька» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Я и курить и ругаться выучился и тоже стал всё срыву: трах, бах и долой. Дома мамка раз плакала. Я пришёл с работы, она мне скорей умыться, а вода здорово горячая была; я — хлоп! — таз перевернул. Сел за стол, как был: даёшь борща!.. Дала. Ничего. И не гудела. А если что говорить станет, сейчас шапку — и за ворота, а то завалюсь спать. Раз стал форточку отпирать — нейдёт, разбухла, что ли? Я взял полено — раз! — и выставил. Онисим Андреевич заходил, посмотрел. «Клепальщик, — говорит, — натуральный». А я и рад. Нет, верно, у нас разговор такой: ткнул, пихнул, ударил. |
|
— «Дяденька» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Привязали меня, дали свечку. Я в этот пролёт — как в гроб спускаюсь. Думаю: если он живой, буду его целовать, дяденьку милого моего, лишь бы хоть чуточку живой только. И смотрю всё вниз, а что на верёвке я, это я и забыл, и что высоко. Свечка мало светит. Я до самого дна дошёл, и нет его, нет там дяденьки. |
|
— «Дяденька» из цикла рассказов «Морские истории», 1924 |
Пока стаскивал пудовую одежду, надумался Христо, что врать: — Привезли, — говорит, — хохлы хлеб, полколеса в грязи, обмазался я об колёса. Помотала жена головой и поставила чайник на мангал. Смотрит Христо на собаку, собака на него из угла косится. «Хорошо, — думает Христо, — что собака говорить не может. А то узнала бы баба про золото, испугалась, ни за что не пустила бы и одного червонца взять. Все соседки узнали бы, весь город. Пришло б начальство, и весь клад свезли бы в контору, а Христо остался бы в дураках». Разве грек может так сделать? Грек и пьяный ума не теряет. |
|
— из повести «Элчан-Кайя», 1926 |
Пригнал бочку домой и до вечера стерёг с крыльца воду с золотом. Всё старый чёрт из головы нейдёт. Убить такого — семь грехов простится. Сидит, старая рухлядь, днём в потёмках, а ночь читает толстые книги по корявым буквам. А что там каракулями написано? Всё там есть, говорят люди. Про всё они, проклятые, знают! |
|
— из повести «Элчан-Кайя», 1926 |
Пошёл Христо в город: бегает, суетится народ, ослы орут неистово, все кричат, суются, топчутся, как будто круглый день пожар в городе. Все греки — шумливый народ. Одни турки в тени сидят. Кто кальяном дымит, а кто и соломку сосёт — ждут судьбу. |
|
— из повести «Элчан-Кайя», 1926 |
Рябка так привык, что мы с ним разговаривали, и очень простое он понимал. Спросишь его: «Рябка, где Володя?» — Рябка хвостом завиляет и повернёт морду, куда Володька ушёл. Воздух носом тянет и всегда верно. Бывало придёшь с моря ни с чем, а Рябка ждёт рыбы. Вытянется на цепи, повизгивает. Обернёшься к нему и скажешь сердито: — Плохи наши дела, Рябка! Вот как… Он вздохнёт, ляжет и положит на лапы голову. Уж и не просит больше, понимает. Когда я надолго уезжал в море, я всегда Рябку трепал по спине и уговаривал, чтобы хорошо стерёг. И вот хочу отойти от него, а он встанет на задние лапы, натянет цепь и обхватит меня лапами. Да так крепко — не пускает. Не хочет долго один оставаться: и скучно и голодно. Хорошая была собака! |
|
— из рассказа «Беспризорная кошка», 1928 |
Вот я и пошёл в город. Достану, думаю, себе весёлую кошечку, она мне всех мышей переловит, а вечером на коленях будет сидеть и мурлыкать. Пришёл в город. По всем дворам ходил — ни одной кошки. Ну, нигде. Я стал у людей спрашивать: — Нет ли у кого кошечки? Я даже деньги заплачу, дайте только. А на меня сердиться стали: — До кошек ли теперь? Всюду голод, самим есть нечего, а тут котов корми. А один сказал: — Я бы сам кота съел, а не то что его, дармоеда, кормить! Вот те и на! Куда же это все коты девались! Кот привык жить на готовеньком: накрал, нажрался и вечером на тёплой плите растянулся. И вдруг такая беда! |
|
— из рассказа «Беспризорная кошка», 1928 |
Так вот куда кошки из города переехали! Я стал звать: — Кис-кис! Кисонька! — и просунул руку в нору. А кисонька как заурчит, да таким зверем, что я и руку отдёрнул. Ну тебя, какая ты злая! Я пошёл дальше и увидел, что много кроличьих нор раскопано. Это кошки пришли из города, раскопали пошире кроличьи норы, кроликов выгнали и стали жить по-дикому. |
|
— из рассказа «Беспризорная кошка», 1928 |
Я подошёл и заглянул в будку. Через весь пол важно растянулась кошка. Рябчик не хотел лезть, чтобы не разбудить кошку, и мок под дождём. Он так любил, когда кошка приходила к нему в гости, что пробовал её облизывать, как щенка. Кошка топорщилась и встряхивалась. Я видал, как Рябчик лапами удерживал кошку, когда она, выспавшись, уходила по своим делам. |
|
— из рассказа «Беспризорная кошка», 1928 |
— Яблока можно? Очень хочется… яблока, — сказал Башкин и улыбался сонной, детской мечте. В прихожей коротко позвонили. Анна Григорьевна заторопилась мелкими шажками. — Вот спасибо, — слышала Наденька. — Не заперто было внизу? И запыхавшийся голос Филиппа говорил, победоносный, довольный: — Аккурат я только наверх забежал, внизу, слышу, швейцар запирает, и свет погас. И вдруг Наденька вошла в прихожую, красная, нахмуренная, полуоткрыв рот: — Яблоко! Яблоко сейчас же купите! Сейчас же! Анна Григорьевна смотрела, подняв брови. Наденька крикнула в лицо Филиппу: — Яблоко сейчас же! Филипп с испугом глядел на Наденьку. Глядел секунду в почерневшие глаза. И вдруг Наденька резко повернулась, сорвала свою шубку с вешалки, проткнула мигом руки в рукава и без шапки бросилась на лестницу. — Не надо ничего, я сама, — сказала она в дверях, и заплетались губы. |
|
— из романа «Виктор Вавич» (часть первая, «Яблоко»), 1934 |
— Я ж!довка, чего с ж!довкой возитесь? Шли бы себе до русских. А что? Еврейка слаще? — Конфета, скажите! — и Вавич выпятил губу. — Может, горчица? — и Болотов налёг на стол и глядел то на Сеньковского, то на Виктора. — А? — И вдруг один зароготал, откинулся, закашлялся. — Тьфу! — Не! — и Болотов хитро сощурил глаз. — Не! Теперь вам повадки не будет. Теперь и мы поумнели. Ж!ды друг за друга — во! Огнём не отожжёшь. А мы теперь тоже — союз! — И Болотов вскинул сжатым кулаком и затряс в воздухе. — Союз! — Болотов встал. — Союз русского народа! Православного! — Болотов грузно поставил кулак на стол и вертел головой. И вдруг ляпнул пальцами по столу как скалкой: — Наливай! Витя! Наливай распроклятую. И ей, пусть пьёт. Хочь и подавится. |
|
— из романа «Виктор Вавич», 1934 |
Санька обернулся. Пьяный сидел на земле. Он обвис на руке городового. Городовой носком сапога стукал его в зад. Ругался, весь красный, стиснув зубы. — Важжайся с тобой!.. ссстерввва какая! Кучка прохожих, все по-праздничному одеты, — никто не совался помочь. Санька бегом подбежал. Городовой яростно тыкал ножнами шашки пьяному в бок. — Убивают! — орал пьяный. |
|
— «Виктор Вавич», 1934 |
— Да, я химик, — сказал Санька, едва отрываясь от затасканных иллюстраций. — Это что же? — Да вот узнаём, что из чего состоит. — Состав? — Да, да, состав. Разлагаем. — А вот лист — тоже можно знать, из чего составлен? — Карнаух сорвал листок герани с подоконника и расправил на скатерти перед Санькой. — И лист тоже. — Разложить? — Да, разложить. — В пух? А потом снова скласть, чтоб обратно лист вышел? — Карнаух совсем зажёгся и, запыхавшись, спрашивал Саньку. — Нет, не можем. — Вот что, — сказал упавшим голосом Карнаух и бросил лист на подоконник. — Нет, некоторое можем. Вот можем запах сделать. Фиалковый или ландышевый, и никаких цветов за сто верст пусть не будет. Всё в баночках, в скляночках. |
|
— из романа «Виктор Вавич», 1934 |
Этого Осипова все у нас знали, да и немцам он дал себя знать. Вы перед ним мозгляк, молодой человек! Громадина, в плечах полсажени, рыжий как таракан, весь в веснушках, как клопами усажен; веснушки ― во! Брови рыжие, и душа-то у него была какая-то рыжая. Но стрелять, действительно, мог из пушки по воробью, да ещё и влёт. Это он, Васька Осипов, садит сейчас по этим мишеням. |
|
— из рассказа «Адмирал», 1935 |
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал. |
|
— «Железная дорога» из цикла сказок и рассказов «Что я видел» |
Цитаты о Житкове
Первое, что бросается в глаза каждому биографу Житкова, —это тот долгий и своеобразный путь, которым он шёл к литературе. Интересовался он литературой всегда, пробовал писать с юности, а профессиональным писателем сделался поздно, когда ему было уже за сорок, перепробовав до этой поры множество самых, казалось бы, далеких от литературы профессий. |
|
— Лидия Чуковская, «Борис Житков», 1957 |
Очень лёгкий, маленький человек, с быстрыми поворотами головы и всего ловкого, крепкого тела. В подстриженных его усах белеет сединка, а он, как подросток, без ощущения веса, подпрыгнул и сел на высокий подоконник в ленинградском Доме книги. Там я и познакомился с ним много лет назад, когда начала создаваться советская литература для детей. |
|
— Константин Федин, «Мастер» (вступительная статья), 1957 |
- 1,001,011,021,031,041,051,061,071,081,091,101,111,121,131,141,151,161,17 Житков Б.С. «Джарылгач» (рассказы и повести). – Ленинград: Издательство «Детская литература», 1980 г.
- 2,02,12,2 Житков Б.С. «Виктор Вавич», роман. — Москва, Издательство «Независимая Газета», (Серия «Четвёртая проза»), 1999 г.
- Чуковская Л.К. «Борис Житков». Критико-биографический очерк. Москва, «Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР», 1957 г.
- Борис Житков. «Что я видел» — Рассказы и сказки. Киев, Издательство «Вэсэлка», 1988 г.