Заглоба — Цитаты

Ян Заглоба (польск) либо Онуфрий (русинск) — весьма колоритный персонаж трилогии Генрика Сенкевича: «Огнём и мечом», «Потоп» и «Пан Володыёвский»; а также фильмов по данным произведениям — тучный шляхтич, русин, остроумием и трусостью похожий на Фальстафа.

Огнем и мечем

— Литва-ботва.
— Будучи христианином, я ему [Богуну] все обиды прощу, но при условии, что его за два дня до этого повесят.
— Не гляди, сударь, в колодец, умного не увидишь.
— Ежели не для Господней муки, то хотя бы для виселицы сгодишься. [нажившемуся Редзяну]
— Вот уж неделю я пью за счёт этого шляхтича [Подбейпятки], у какового за поясом меч столь же тяжёл, сколь и кошель, а кошель столь же тяжеловесен, сколь и разум; но если поил меня когда-нибудь больший чудак, пусть я буду таким же болваном, как тот, кто за меня платит.
— У него [Подбипятки] весь ум в кулаки ушёл, а с тех пор, как три наипустейшие башки снёс, и последнего соображения лишился.
— Позволь, ваша милость наместник, — это господин Сбейнабойка.

— Подбипятка.

— Один ч..! Герба Сорвиштанец.

— Сорвиглавец.

— Один ч..! Из Пёсикишек.

— Из Мышикишек.

Один ч… Не знаю, что бы я предпочёл. Мышьи кишки или пёсьи. Но жить — это уж точно! — ни в каких не желаю, ибо и отсидеться там трудновато, и покидать их конфузно.

— От вонючей этой воды и собака бы нос отворотила — колодцы доверху трупами забиты, а мне пить хочется не меньше, чем моим сапогам: вон, поразевали пасти, будто рыбы.

— Однако ж сапоги твои и этой не гнушаются водичкой, — заметил Володыёвский.

— Помолчал бы, пан Михал. Хорошо, ты чуть побольше синицы: просяное зёрнышко склюёшь да хлебнёшь из напёрстка — и доволен. Я же, слава Создателю, не такого мелкого сложенья, меня не курица задней ногой выгребла из песка, а женщина родила, потому есть и пить мне положено, как человеку, а не как букашке; когда с полудня, кроме слюны, во рту ничего не было, то и от шуток твоих воротит.

И Заглоба засопел сердито, а пан Михал, хлопнув себя по ляжке, молвил:

— Есть тут у меня баклажка — с казака нынче сорвал, но, будучи курицей из песка вырыт, полагаю, что и горелка от столь ничтожного червя вашей милости не придется по вкусу. — И добавил, обращаясь к Скшетускому: — Твоё здоровье!

— Вы, судари мои, хотите, чтобы у меня язык от разговоров перегрелся, словно ось тележная?

— Так смочить надобно. Вина сюда!

Потоп

— Богатый — что бык рогатый.
— У кого клюв птицы, у того воробьи в голове. (о полководце )
— Голова-то неумна, знать, из Витебска она. (о витебском воеводе ).
— Будь он ножиком, который ношу у пояса, я бы часто точил его об оселок, — туповат. (о ).
— Каждый достойный человек любит выпить. Одни лишь изменники, которые злую думу таят, боятся вина, чтобы спьяну не проболтаться.
— Панское это дитятко [Александра Биллевич], слишком тонкая штучка для солдата. Что говорить, хороша, но по мне, лучше такие, что сразу не признаешь: пушка это или баба?
— Пехота у шведов ещё куда ни шло, но конница такая, что унеси ты моё горе!
— К напиткам, говорят старики, нечистой силе доступа нет, их везде можно пить, а вот еды, особенно супов, надо остерегаться. Так было и в Крыму, когда я сидел там в неволе. Татарские муллы, или по-нашему ксендзы, так умели приготовить баранину с чесноком, что только отведаешь — и уж готов и от веры отречься, и в ихнего мошенника пророка уверовать.
— Говорю вам, когда бы за каждого басурмана, которого эта старая рука послала в пекло, да прощался один грех, так меня б уже к лику святых причислили и вам пришлось бы поститься в канун моего дня, а то прямо на небо вознёсся бы я на огненной колеснице.
— А помнишь, милостивый пан, как мы с Валадынки в Збараж ехали?

— Как не помнить! Там ещё дерево выворотило, так ты в яму упал, а я гнался за ними сквозь чащу до самой дороги. А как воротились мы за тобой, все рыцари диву дались, потому под каждым кустиком по басурману лежало.

Володыёвский помнил, что все было как раз наоборот, от удивления у него и язык отнялся.

Пан Володыёвский

В бутыли показалось дно. Заглоба схватил её за горло и разбил вдребезги, потому что не переносил вида пустой посуды.
Безутешнее всех был пан Заглоба [узнав о том, что Володыёвский уходит в монастырь]. Ушед к пруду, он рыдал целый день, да так усердно, что, как сам потом сказывал, река вышла из берегов и пришлось открыть запруду.
— Божья воля не налетает на человека, как ястреб на пташку.
— Он [Володыёвский] и молитвы-то петь не умеет, а если и запоёт, то все крысы из монастыря разбегутся, подумают, кот замяукал, свадьбу справляя.
— А уж шляхтянок на улице [Варшавы] больше, чем волос в бороде!. До того хороши, канальи, что порой человек готов руками захлопать, аки gallus [лат. петух] крыльями, и запеть во всю глотку.