Пётр I (роман) — Цитаты

 — Хотим Петра Алексеевича…
И еще хриплый голос:
— Хотим царем Ивана…
На голос кинулись люди, и он затих, и громче закричали в толпе: «Петра, Петра!»

Время считать — себя обманывать. Пусть его помедленней летит над Россией, потише…

Не мила, не уютна была русская земля — хуже всякой горькой неволи, — за тысячу лет исхоженная лаптями, с досадой ковыряемая сохой, покрытая пеплом разоренных деревень, непомянутыми могилами. Бездолье, дичь.

Древней скукой веяло от этих витиеватых грамот, рабьими стонами вопили жалобы. Лгала, воровала, насильничала, отписывалась уставною вязью стародавняя служилая Русь, кряхтела съеденная вшами и тараканами неповоротная толща.

Чай, все-таки боязно, — вдруг это мы — и к ним. — О Великом посольстве

Принесло ясна сокола! Прощай, значит, сон да дрема, — опять надевай машкерку. А отвечать за стрелецкие бунты? за нешибкую войну с татарами? за пустую казну? за все дела, кои вот-вот собирались начать, да как-то еще не собрались. Батюшки, беда! — бояре о Петре

Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным углам. Кончалась византийская Русь. В мартовском ветре чудились за балтийскими побережьями призраки торговых кораблей.

Становой хребет государству — мы… Разори нас, — и государства нет, жить незачем… Холопами, что ли, царь, будешь управлять? — бояре Петру

Это — человек очень хороший и вместе очень дурной. В нравственном отношении он — полный представитель своей страны. — Знатная иностранная дама о Петре

 … учили <стрелять из пушек> строго: Федор Зоммер даром жалованья получать не хотел. Было уже не до потехи. Много побили в полях разного скота и перекалечили народу.

Вяло махнув платком, дьяк опять задремал. Скучное настало время — ни челобитчиков, ни даров. Москва опустела, — стрельцы, дети боярские, помещики, все ушли в поход, в Крым. Только — мухи да пыль, да мелкие казенные дела.

Отцы и деды нерушимой стеной стояли вокруг царя, оберегали, чтоб пылинка али муха не села на его миропомазанное величие. Без малого как бога живого, выводили к народу в редкие дни, блюли византийское древнее великолепие… А это что? А этот что же вытворяет? С холопами, как холоп, как шпынь ненадобный, бегает по доскам, бесстыдник, — трубка во рту с мерзким зелием, еже есть табак… основу шатает.

Завтра в Москву ехать, — мне это хуже не знаю чего… Бармы надевай, полдня служба, полдня сиди на троне с братцем — ниже Соньки… У Ванечки-брата из носу воняет. Морды эти боярские, сонные, — так бы сапогом в них и пхнул… Молчи, терпи… Царь!

… наложить по две деньги дани на пару лаптей, — вот и побьем хана…
Легко стало боярам. Решили дело. Иные вытирали пот, иные вертели пальцами, отдувались. Иные от облегчения пускали злого духа в шубу.

Озлобленно, праздно, голодно шумел огромный город.

Петруша, богом тебя молим: покажись во всем царском сане, прикрикни… По царю соскучились,- топни ножкой, а уж мы подсобим…

Всем надоело,- скорее бы кто-нибудь кого-нибукдь сожрал: Софья ли Петра, Петр ли Софью… лишь бы что-нибудь утвердилось.

Как сон из памяти,- уходила власть, уходила жизнь. — О Софье

У вас каждый тянет врозь, а до государства никому дела нет, одному прибытки дороги, другому честь, иному — только чрево набить… Народа такого дикого сыскать можно разве в Африке. Ни ремеслов, ни войска, ни флота… Одно — три шкуры драть, да и те худые. — Лефорт Петру

Новые министры… выбили из приказов одних дьяков с подьячими и посадили других и стали думать и править по прежнему обычаю. Перемен особенных не случилось. Только в кремлевском дворце ходил в черных соболях, властно хлопал дверями, щепотно стучал каблуками Лев Кириллович вместо Ивана Милославского.

Конфузия — урок добрый… Славы не ищем… И еще десять раз разобьют, потом уж мы одолеем. Данилыч… Город поручаю тебе. Работы начнешь сегодня же — копать рвы, ставить палисады, — шведов дальше Новгорода пустить нельзя, хоть всем умереть…

Брошу вас всех к чорту, убегу в Голландию, лучше я часовым мастером стану. — Петр говорит Алексашке

— Дядя, это же все сгнило.
— Сгнило, да не пропало, сынок…

Плохо бы отозвались Ваське Волкову его слова: «Мне-де царь ― не указка», ― спознаться бы ему с заплечными мастерами в приказе Тайных дел… Но, вскочив за Алексашкой в сени, он повис у него на руке, проволокся несколько по полу и, плача, умолил взять перстень с лалом, ― сдернул с пальца… ― Смотри, дворянский сын, сволочь, ― проговорил Алексашка, сажая дорогое кольцо на средний палец, ― в последний раз тебя выручаю… Да еще Алеше Бровкину дашь за бесчестие деньгами али сукном… Понял? Взглянув на лал, с усмешкой тряхнул париком и пошел на точеных каблуках, покачивая плечами…