Лад (Асеев) — Цитаты
«Лад» — стихотворный сборник Николая Асеева. Опубликован в 1961 году.
Цитаты
Пускай вовсю враги мои судачат, что недоступен мне большой полет, — я не привыкну к мудрости сидячей среди куличьих, праведных болот. |
|
— «В чужом краю», 1959-1960 |
Кружится, мчится Земшар в зоне огня. Возле меня бег пар, возле меня, возле меня блеск глаз, губ зов, жизнь начинает свой сказ с азов. |
|
— «Двое идут», 1950 |
Ещё за деньги как за кресты во времена но вечно Ещё за властью не зная меры но долго настанут Ещё гоняются охотников до ней стараясь остаться на земле |
|
— «Ещё за деньги люди держатся», 1956 |
От скольких людей я завишу: от тех, кто посеял зерно, от тех, кто чинил мою крышу, кто вставил мне стекла в окно; Кто сшил и скроил мне одежду, кто прочно стачал сапоги, кто в сердце вселил мне надежду, что нас не осилят враги;… А ты средь обычного шума большой суеты мировой к стихам присмотрись и подумай, реши: «Это стоит того!» |
|
— «Зерно слов», 1960 |
У меня на седьмом этаже, на балконе, — Если ветер, то тень от ветвей её ходит стеной; это очень тревожно и очень вольнолюбиво — беспокойство природы, живущее рядом со мной! Критик мимо пройдёт, ухмыльнувшись «Эко диво! Все ивы везде зеленеют весной!» Да, но не на седьмом же! И это действительно — что, расставшись с лесами, она поселилась |
|
— «Ива», 1951 |
Кутузова считали трусом. А он молчал. Не возражал. Не потакал придворным вкусам — и отступленье продолжал. Вокруг него роились толки, что он устал, что стал он слаб, что прежних сил — одни осколки, что он царю — лукавый раб. Что им до русского народа, до нужд его и до потерь: они особенного рода, Зарытый в дебри да в болота, живёт во тьме он много лет. Скачи, драгун! Пыли, пехота, хотя бы прямо на тот свет! А те, кто требовал сраженья (чего и ждал Наполеон!), случись бы только пораженье, в двойной согнулись бы поклон. О нем потом писали книги, превозносился в нем стратег; тогда ж вокруг одни интриги, придворный холод, неуспех. |
|
— «Кутузов», 1960 |
Июль задышал и зацвёл расплавленным липовым цветом, и каждой из тысячей пчёл достойно назваться поэтом. Ведь так они дружно поют и так неустанна их муза, что полнится ульев уют запасами сладкого груза. А те, кто нарушит их труд и песню медового лада, почувствуют огненный зуд и разницу — мёда и яда. — приведено полностью |
|
— «Мёд и яд», 1960 |
Мозг извилист, как грецкий орех, когда снята с него скорлупа; с тростником пересохнувших рек схожи кисти руки и стопа… Докажи, что слова — не вода, времена — не иссохший песок, что высокая зрелость плода в человечий вместилась висок. Чтобы голос остался твой цел, пусть он станет отзывчивей всех, чтобы ветер в костях твоих пел, как в дыханье — тростник и орех. |
|
— «Мозг извилист…», 1956 |
Не хвались удач похвальбой, не кичись по жизни гульбой, не тревожь никого мольбой — оставайся самим собой. Если сердце бьёт вперебой, если боль вздымает дыбой, — не меняйся ни с кем судьбой — оставайся самим собой! |
|
— «Оставаться самим собой», 1958 |
Нанесли мы венков — ни пройти, ни проехать; раскатили стихов долгозвучное эхо. Удивлялись глазастости, гулкости баса; называли певцом победившего класса… А тому Новодевичий вид не по нраву: не ему посвящал он стихов своих славу. Не по нраву ему за оградой жилище, и прошла его тень сквозь ограду кладбища. Камень вздыбился, вырос огромной скалою и прорезался прочной лицевою скулою. Две ноги — две колонны могучего торса; головой непреклонной в стратосферу упёрся. И пошел он, шагая по белому свету, проводить на земле революцию эту: Чтобы всюду — на месте помоек и свалок — разнеслось бы дыхание пармских фиалок; Где жестянки и щебень, тряпье и отбросы распылались бы влажно индийские розы; Чтоб настала пора человеческой сказки чтобы всем бы хватало одеяла и ласки; Чтобы каждый был доброй судьбою отмечен чтобы мир этот дьявольский стал человечен! |
|
— «Памятник», 1956 |
Почему ж ты, Испания, когда Гарсиа Лорку Андалузия знала что ж земля Что ж вы руки скрестили когда песню родную Увели не к стене его, увели, обманув, |
|
— «Песнь о Гарсиа Лорке», 1956-1958 |
Я твёрдо знаю: умереть не страшно! Ну что ж — упал, замолк и охладел. Была бы только жизнь твоя украшена сиянием каких-то добрых дел. Лишь доживи до этого спокойства и стань доволен долей небольшой — чтобы и ум, и плоть твоя, и кости пришли навек в согласие с душой;.. |
|
— «Решение», 1960 |
Я пишу обо всём, и до сердца доходит; что весёлого наблюдаемо мной А приходит мне в голову из лучших: пробирающийся солнечный лучик, пробивающаяся молодая травинка, выступающая на глазах слезинка; И — хоть нравится, эта кипень слова, — за величие народа поднимаю стихами снова. |
|
— «Самое лучшее», 1958 |
Сахарно-морожено, аж снег скрипит; всё поле завороженно сверкает — спит. |
|
— «Сахарно-морожено», 1959 |
Взгляни: заря — на небеса, на крышах — инеем роса, мир новым светом засиял, — ты это видел, не проспал! И ты внезапно ощутил себя в содружестве светил, что ты не гаснешь, ты горишь, живешь, работаешь, творишь! |
|
— «Созидателю», 1946 |
Песне тысячи лет, а жива: с нею вольно и радостно дышится; в ней почти человечьи слова, отпечатавшись в воздухе, слышатся. Те слова о бессмертье страстей, о блаженстве, предельном страданию; будто нет на земле новостей, кроме тех, что как мир стародавние. Вот каков этот старый певец, заклинающий звездною клятвою… Песнь утихнет — и страсти конец, и сердца разбиваются надвое! |
|
— «Соловей», 1956 |
Проезжаем станцию «Выдумка», всю заплывшую в зеркало луж. Вы б сказали: «Давайте выйдем-ка прямо в чащу — в орешник, в глушь». Пусть от станции только название, только взорванный бомбами дзот, битый щебень, песок да развалины, но орешник-то все-таки тот! Здесь работы — края непочатые, лишь бы руки да пристальный глаз! Так давайте про то напечатаем, может, выдумка эта — про нас? |
|
— «Станция «Выдумка»», 1959-1960 |
Стихи мои из мяты и полыни, полны степной прохлады и теплыни. Полынь горька, а мята горе лечит; игра в тепло и в холод — в чет и нечет. Не человек игру ту выбирает — вселенная сама в неё играет. Мои стихи — они того же рода, как времена круговращенья года. — приведено полностью |
|
— «Стихи мои…», 1956 |