Цитаты

Эмпатия — Цитаты

Эмпатия (греч. ἐν — «в» + греч. πάθος — «страсть», «страдание», «чувство») — осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека без потери ощущения внешнего происхождения этого переживания. Соответственно эмпат — это человек с развитой способностью к эмпатии.

«Эмпатия» не имеет связи с какими-либо определёнными эмоциями (как, например, в случае со словом «сострадание») и в равной мере применяется для обозначения сопереживания любым эмоциональным состояниям. Значение термина может несколько различаться в зависимости от контекста. Так, в медицине эмпатией часто называют то, что в психологии называется «активным слушанием» — понимание эмоционального состояния другого человека и демонстрацию этого понимания. С точки зрения психологии способность к эмпатии считается нормой. В фантастических произведениях способность к эмпатии часто связывается (в разной степени) с теми или иными проявлениями экстрасенсорики, каковые доступны не всем людям. Термин «эмпатия» введён Эдвардом Титченером. Одно из первых определений эмпатии сделал в 1905 году Зигмунд Фрейд: «Мы учитываем психическое состояние пациента, ставим себя в это состояние и стараемся понять его, сравнивая его со своим собственным».

Эмпатия в научной и научно-популярной литературе:

…для описания семантических противопоставлений, связанных с учетом точки зрения, был введен термин эмпатия: носитель точки зрения — это фокус эмпатии говорящего, т. е. тот исходный пункт, в который помещает себя говорящий и на базе которого он строит имена для других объектов. В работе (Yokoyama, Klenin 1976) была сделана попытка применить понятие эмпатии для описания семантики ВМ <возвратного местоимения> в русском языке — в частности, для объяснения фактов отсутствия ВМ, ожидаемых в контексте рефлексивной конструкции. Авторы утверждают, что отсутствие ожидаемого ВМ в случае 3-го и не 3-го лица имеет разные источники: при антецеденте в 1-м лице «рефлексивизация не имеет места, если говорящий полностью идентифицирует себя с антецедентом. Если же говорящий в том или ином смысле психологически отдален от того своего аспекта, который проявляется в высказывании, тогда употребляется ВМ».
— Елена Падучева, «Возвратное местоимение с косвенным антецедентом и семантика рефлексивности», 1983
Эмоциональное начало в человеке, в особенности его способность к воображению, порождает такие его качества, как эмпатия ― сочувствие, сопереживание. Это свойственно всем людям, но особенно важно для художника. В современной западной культуре и психологии эта способность, обозначаемая как эмпатия, также понимается как пассивно-созерцательное отношение к состояниям и переживаниям другого человека. Так, современный американский психолог Карл Роджерс утверждает: «Быть в состоянии эмпатии означает воспринимать внутренний мир другого точно… Как будто становишься этим другим, но без потери ощущения «как будто»… Должен оставаться оттенок «как будто»… Если этот оттенок исчезает, то возникает состояние идентификации… Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения». Однако такое понимание эмпатии снимает свойственные ей, как считают другие исследователи, сочувствие, сопереживание как активное отношение к ее объекту, которые рождаются на основе воображения.
— Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
Трудно отождествлять эмпатию и с процессом только вчувствования, как считали Т. Липе и Л. Выготский. По крайней мере художественную эмпатию, так как она предполагает не столько отождествление себя с объектом, сколько воображаемое соотнесение с ним. На это, например, указывает психолог А. А. Бодалев, считающий высшим уровнем воображения способность «к мысленному воссозданию особенностей переживания другого человека не только в отдельных ситуациях, а на протяжении всего процесса взаимодействия с ним». Вот это мысленное, эмоциональное воссоздание объекта эмпатии в творческом процессе является одним из условий создания художественного образа. И сама эмпатия есть процесс углубления в предмет творчества. Поэтому «я больше не говорю «состояние эмпатии», ― пишет Карл Роджерс, ― потому что думаю, что это скорее процесс, чем состояние… Он подразумевает вхождение в личный мир другого и пребывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствительность к меняющимся переживаниям другого ― к страху, или гневу, или расстроенности, или стеснению…» Но этот процесс не должен все же приводить к полной идентификации с объектом, как считают некоторые исследователи, так как в этом случае художник может разрушить себя как личность и даже погибнуть, уподобясь Дориану Грею («Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда), Френхофферу («Неведомый шедевр» Оноре де Бальзака), Черткову («Портрет» Николая Гоголя) или Клоду («Творчество» Эмиля Золя). Поэтому прав Карл Роджерс, считающий, что эмпатию «могут осуществить только люди, чувствующие себя безопасно в определенном смысле: они знают, что не потеряют себя в странном или причудливом мире другого и что смогут успешно вернуться в свой мир, когда захотят… Быть эмпатичным трудно. Это означает быть ответственным, активным, сильным и в то же время ― тонким и чутким». В целом процесс эмпатии можно определить как соотношение моего Я с объектом, которое направлено в меня. И в этом смысле определение эмпатии как способности «формировать воображаемое Я, Я-образа, способности становиться на точку зрения этих Я кажется правомерным. Однако наряду с эмпатией в процессе художественного творчества (и творчества вообще) большое значение имеет эмоционально-интеллектуальная способность к симпатии. И если эмпатия направлена от объекта к себе, то симпатия направлена вовне. Это процесс соотношения опыта моего Я с тем внешним, что адекватно или близко к моему опыту. Даже в обыденной жизни мы говорим: «Этот человек симпатичен мне», т. е. во мне существует внутреннее расположение к нему. Причем характерной чертой симпатии является одобрительное, позитивное отношение к ее объекту.
— Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
Именно потому так неуловим облик Миронова-Мышкина, неопределим. Самое в нем главное (и самое дорогое зрителю, как я думаю) ― обезоруживающая раскрытость, бесконечность. Миронов-Мышкин столь же искренен, сколь проницателен, а можно сказать, что и проницаем: истинная болезнь его в том, что он чувствует себя каждым человеком, который оказывается в его орбите, и берет на себя его страдания (быть может, и не желая того). Болезнь эта ― еще и кинематографическая, болезнь зрителя, и Бортко, кажется, первый это понял. Присвоение чужого взгляда ― эмпатия ― сострадание: вот ход этой болезни. И как раз поэтому Миронова-Мышкина не понять еще и без всех остальных участников фильма. Есть в «Идиоте» одна черта, которая не то чтобы доказывает, что Бортко снимал «по Бахтину», а скорее подтверждает художественную верность бахтинских наблюдений. Бахтин во всей своей книге о Достоевском ни разу не употребил слова «персонаж». То есть нет разделения действующих лиц на главных и второстепенных: «сознанию героя автор может противопоставить лишь один объективный мир ― мир других равноправных с ним сознаний». Так получилось и у Бортко.
— Борис Рогинский, «Нечто об еже», 2003
Еще один факт: женщины более склонны плакать и говорить о своих бедах в ответ на рассказы других о своих неприятностях. Мужики сохраняют твердость. Всё не так просто. Российский психолог Татьяна Гаврилова установила, что есть разница между полами в таких тонкостях, как сочувствие и сопереживание (это разные виды эмпатии). Если дело касалось взрослых или животных, мальчики проявляли больше сопереживания, а девочки ― сочувствия. По отношению же к сверстникам все было наоборот.
— Григорий Тарасевич, «100 различий между М и Ж», 2014

Эмпатия в художественной литературе

— Ничто не даёт человеку права быть таким ублюдком, — сказал Порлок.

— Не может ли он отключиться от нас? — спросил Харфекс, биолог, другой хайнит.

— Это — как слух, — сказала Олеро . — Эмпатия работает не зная отдыха, она всегда включена. Он слышит наши чувства независимо от того, хочет ли он этого или нет.

— Урсула Ле Гуин, «Обширней и медлительней империй», 1971
Выражение счастья в глазах и на всем лице, с которым элегантная красотка вглядывается в рулончик туалетной бумаги, либо раскрывает шкаф так, словно это дверь пещеры Аладдина, мгновенно передаётся каждому. В этой эмпатии, возможно, умещается и зависть и даже немного раздражения, ибо каждому известно, что он-то не мог бы так же восхищаться, отхлебывая этот лимонад, или пользуясь такой бумагой, что в эту Аркадию попасть невозможно, но её светозарная погода делает своё дело. Впрочем, мне с самого начала было ясно, что, совершенствуясь в борьбе товаров за существование, реклама покорит нас не путём постоянного улучшения товаров, а в результате постоянно ухудшающегося качества мира. Что же нам осталось после кончины Бога, высоких идеалов, чести, бескорыстных чувств в забитых людьми городах, под кислотными дождями, кроме экстаза дам и господ из рекламных роликов, расхваливающих кексы, пудинги и кремы как пришествие Царства Небесного?
— Дж. Джонсон и С. Джонсон. «Одна минута человечества», 1986
… эмпатия встречается не так уж редко. Большинство разумных существ в той или иной степени обладают ею, в противном случае они никогда не стали бы цивилизованными.
— Джеймс Уайт, «Врач-убийца» (глава 18), 1992
Я смотрела, как свисают вдоль тела Ивановы длиннопалые руки. Я знала, что хочу этого парня изо всех сил, так что у меня от желания ноги подкашиваются. Дышать было нечем. Одновременно я думала, что через минуту-другую это увидят все. Мы отучились уже два года. Все тренировались замечать, как меняются скорость и глубина дыхания, цвет кожи, как выступают маленькие капельки пота на лбу и над верхней губой. Называется «эмпатия». По ней был даже отдельный спецкурс. У меня отчетливо пульсировали кончики пальцев. В окнах покачивались ветви, плывущие в золотом свете, словно укроп в абрикосовом джеме. Директор Неведомская подошла ко мне. От нее пахнуло духами и потом.

― Твоя задача ― докричаться до него, ― тряхнула копной черных завитков, звякнули цыганские монисты, ― понимаешь? Я кивнула и посмотрела на Ивана.

— Ольга Сульчинская, «Я умру с телефонной трубкой в руке», 2003
― Не только одну. Как минимум две разных неправды. Нашу и ихнюю… Он говорил и дальше, но мне было уже неинтересно. Я отлетел от окна и включил гипероптику. Изба заиграла всеми цветами радуги, и на маниту появились два крупнозернистых силуэта ― Грым и пузатый мужик напротив. Но я не испытал к нему обычной для толстяков эмпатии.
— Виктор Пелевин, «S.N.U.F.F.», 2011
Кеша вдруг понял, что сестричка сейчас подойдет к трем старым выдрам ― и на ухо расскажет им все-все. И его возьмут прямо здесь. Он не знал, как это будет выглядеть, но слышал ― запрут в тюремном сне, из которого можно будет просыпаться только в тот же самый тюремный сон… И никакой Ян Гузка ему не поможет, потому что на Кеше недостаточно черной шерсти, чтобы вызвать у великого гуманиста эмпатию и сострадание… Кеше захотелось побежать к выходу из группового сна ― но он понимал, что такая реакция выдаст его с головой. Он несколько раз глубоко вздохнул, обвел глазами площадь и снова посмотрел на сестричку. Она уже исчезла.
— Виктор Пелевин, «Любовь к трём цукербринам», 2014

Эмпатия в фильмах и масс-культуре

По мне, репликантов можно убивать. Они холодны и бессердечно жестоки. Они неспособны к эмпатии — это именно то, на чём их ловит тест — им всё равно, что случится с другими существами.
— из фильма «Бегущий по лезвию», 1981

Статья была изменена: 4 февраля, 2024